27
- Ну, я исчезаю, - сказала Стефания. С ужимками она показала ладонь, по-куриному, боком, взглянула на нас и шмыгнула куда-то. Луиза осталась, сияющая. Мы прошлись с ней вдоль вешалок и сообщили друг другу, какие у нас по какому предмету отметки.
От вешалок она повлекла меня в зал. Там, с скрещенными около груди руками, кавалеры и дамы ногами выделывали кренделя и скакали по кругу, отплясывая "хиавату". Припрыгивая, они боком отходили один от другого в противоположные стороны и, возвращаясь, сходились опять.
Натали в двух шагах от меня пронеслась с Либерманом. Она была счастлива. Глазки ее - они были коричневые - были подняты наискось влево. Ее волоса, как у взрослой наплоенные, были взбиты, и в них была сунута фиалка.
Мне подали с "почты амура" письмо. В нем написано было: "Ого!" - и я вспомнил заметки Кондратьева на "Заратустре".
Луиза училась в "гимназии Брун" и свела меня с разными ученицами этой гимназии. Большею частью они были не в первый уже раз второгодницы и девицы в летах. Бродя толпами, все свое время они проводили обычно на воздухе. Я каждый вечер, примкнув к ним, старался увлечь их в места, на которых могла бы встретиться нам Натали. Я узнал, что она ходит к "залу для свадеб и балов" Абрагама, где дамба сворачивает и с нее можно видеть три четверти неба,, и оттуда любуется вместе с Софронычевыми кометой. Я стал заводить своих спутниц туда и, притопывая, чтобы ноги не мерзли, стоять с ними там и рассуждать о комете. Они ее видели, мне же ее почему-то ни разу не удалось разглядеть.
От Кармановых мы получили открытку. Они предлагали мне съездить на масленице посмотреть, что за город Москва. Мы решили, что я могу съездить. Маман подала заявление, и мне прислали бесплатный билет. Я приехал в Москву в полуоттепель. В воздухе было туманно, как в прачечной. Тучи висели. - Арбат, дом Чулкова, - сказал я, садясь один в сани. Большие дома попадались кое-где рядом с хибарками, и боковые их стены расписаны были адресами гостиниц. Поблизости где-то раздавались звонки электрической конки. Блестя куполами, стояли разноцветные церкви. Крестясь возле них, мужики среди улицы кланялись в землю.
Извозчик свернул, и мы стали тащиться за занимавшими всю ширину переулка возами с пенькой. Там мне встретилась Ольга Кускова. Мы ахнули. Я соскочил, и она, объявив мне, что я возмужал, обещала явиться к Кармановым.
Серж растолстел. Его рот стал мясистым, и около губ его уже что-то темнелось. Карманова, потерев краем кофты пенсне, с интересом на меня посмотрела, и я постарался, чтобы у меня в это время был "непроницаемый вид".
На столе я увидел фотографию, прикрытую толстым стеклом: рядом с мужем, обставленная симметрично троими детьми, Софи, грузная, с скучным лицом, опирается на балюстраду, обитую плюшем с помпончиками. - Кто сказал бы, - подумал я с грустью, - что это она так недавно, прекрасная, распростиралась у ног Либермана, играя с ним в драме, и так потрясала присутствующих, ломая перед ним свои руки, в то время, как он, отшатнувшись, стоял неприступный, как будто Христос на картинке, называемой "Ноли ме тангере"?
Серж показал мне журнальчики "Сатирикон". Я еще никогда их не видел. Они чрезвычайно понравились мне, и мне жаль было оторваться от них, когда Серж стал тащить меня осматривать город.
Мы вышли. - Известно вам, Серж, - спросил я, когда мы отдалились от дома Чулкова, - что ваша мамахен прислала моей сочинение об опасностях нашего возраста? - Серж посмеялся. - Она вообще, - сказал он, - аматєрша клубнички. - Он мне рассказал, что она (по-французски, чтобы он не прочел) услаждает себя, например, Мопассанчиком. - Это, - спросил я его, - неприличная книга? - и он подмигнул мне.
Когда мы вернулись, он мне показал эту книгу. Она называлась "Юн ви". Переплет ее был обернут газетой, в которой напечатано было, что вот наконец-то и в Турции нет уже абсолютизма и можно сказать, что теперь все державы Европы - конституционные.
ее дом: после вывески "Чайная лавка и двор для извозчиков" надо свернуть и идти до "двора для извозчиков с дачею чая". Она мне шепнула украдкой, что завтра будет ждать меня в сумерки.
настроились, вспомнили кое о чем. О той дружбе, которая прежде была между нами, мы не вспоминали.
Назавтра у Кармановых были блины, и мне лень было после них идти к Ольге Кусковой. На следующий после этого день я уехал. С извозчика я увидел Большую Медведицу. - Миленькая, - прошептал я ей: чем-то она мне показалась похожей на фиалку, которую я однажды заметил в волосах Натали.