Лидия

На руке висела корзинка с покупками. Одеколон "Вуайаж" Зайцева вынула и любовалась картинкой: путешественники едут в санях. Внюхивалась. Правой рукой подносила к губам с белыми усиками на пятиалтынный мороженого.

Лейся, песнь моя,

Пионерска-я!

Коренастенький, с засученными рукавами, с пушком на щеках, шагал сбоку и, смотря на ноги марширующих, солидно покрикивал:

- Левой?

- Это кто ж такой? - спросила Зайцева.

- Вожатый, - пискнула белобрысая девчонка с наволокой и, взглянув на Зайцеву, распялила наволоку над головой и поскакала против ветра. У запертой калитки дожидался Петька.

- Здравствуйте, - сказал он. - Утонул солдат.

Уселись за стол под грушей. Петька отвечал уроки. Зайцева рассеянно смотрела за забор.

Выкрутасами белелись облака. На горке, похожее на бронированный автомобиль, стояло низенькое серое Успенье с плоским куполом.

- Рай был прекрасный сад на востоке.

Прекрасный сад!..

После обеда муж читал газету. - Каковы китайцы, - восхищался он. Напился чаю и лег спать.

Пришла Дудкина в синем платье. Сидели под грушей. У ворот заблеяла коза.

Оживились. Почесали у нее между рогами, и она, довольная, полузакрыла желтые глаза с белыми ресницами.

- Водили к козлику? - интересовалась Дудкина.

Успенье стало черным на бесцветно-светлом небе. Выплыла луна.

- Я пробовала все ликеры, - сказала Дудкина задумчиво. - У Селезнева, на его обедах для учителей.

Зайцева, в кисейном платье с синими букетиками, оттопыривала локти, чтобы ветер освежал вспотевшие бока. Коротенькая Дудкина еле поспевала. Муж пыхтел сзади.

Свистуниха, в беленьком платочке, выскочила из ворот. Смотрела на дорогу.

- Принимаю икону, - похвалилась она.

- А мы - к утопленнику, - крикнул муж.

Остановились у кинематографа: были вывешены деникинские зверства. Из земли торчали головы закопанных. К дереву привязывали девицу...

Перед приютом, вскрикивая за картами, сидели дефективные.

- Дом Зуева, - вздохнула Дудкина. - Здесь была крокетная площадка. Цвел табак...

Прошли казарму, красную, с желтым вокруг окон. Взявшись за руки, прогуливались по двое и по трое солдаты.

Над водоворотом толклись зрители. Играли на гитаре. Часовой зевал.

Молодые люди в золотых ермолках, расстегивая пуговицы, соскочили к речке.

- Нырни, - веселились они, - и скажи: под .лавкой

Смеялись: - Пока ты нырял, мы спросили, где тебя сделали.

Дудкина прищурилась. Муж щелкнул пальцами: - Эх, молодость?

- "Левой!" - замечталась Зайцева.

Возвращаясь, поболтали о политике.

- Отовсюду бы их, - кипятился муж.

- Нет, я - за образованные нации, - не соглашалась Дудкина.

Встретились со Свистунихой. Она управилась с иконой и спешила, пока светло, к утопленнику.

Муж пришел насупленный. Из канцелярии он ходил купаться, в переулочке увидел на заборе клок черной афиши с желтой чашей: голосуйте за партию с-р. Вспомнил старое, растрогался... После обеда - повеселел.

- Утопленник, - рассказывал он новость. - выплыл.

Зайцева купила кнопок. Бил фонтанчик, и краснелись низенькие бегонии и герани перед статуей товарища Фигатнера.

Потемнело. С дерева сорвало ветку. Полетела пыль.

"Закусочная всех холодных закусок", - прочла Зайцева над дверью. Вскочила.

- Я мыла голову, - уныло улыбаясь, сказала толстая хозяйка с распущенными волосами. - Откупорила квас. У меня печник: вчера поставила драчёну - получился сплошной закал.

На столе была ладонь с окурками. Две розы без ножек плавали в блюдечке.

- Радуга! - Девица выскочила. Вышли с хозяйкой на крыльцо.

Вожатый, коренастенький, без пояса, босиком, размахивая хворостиной, выпроваживал на улицу козла.

- Ихний? - просияла Зайцева.

Туча убегала. Кричали воробьи. Мальчишки высыпали на дорогу, маршировали:

Всех сильней!

Плелись коровы. Важная и белая, раскачивая круглыми боками и задрав короткий хвостик на кожаной подкладке, шла коза. Зайцева позвала: - Лидия, Лидия!

- Лидия, Лидия, - вывесились из окон дефективные.

Закат светил на вывеску с четырьмя шапками. Играли вальс. В окне лавчонки висел ранец.

Это Лидию прежде звали Жоржиком: Зайцева переименовала. - Не женское имя, - объясняла она.